Утром этого дня.
Астрологи провозгласили наступление месяца Ревущего (нынче эльфийскими названиями из партиотизма стала пользоваться немодно). Выручка от городских пабов снизилась, оная же от морской торговли, борделей и трактиров возросла втрое.
А для Гарольда Гекамвен наступил как четвёртый месяц зимы. Он почти ревёт от безысходности и желания прыгнуть в воду и плыть-плыть-плыть, можно даже без корабля, как выдра с герба, до самого Риаса, садиться за большой обеденный стол в родовом гнезде и помогать братьям считать запасы продовольствия, знамёна и стоимость окончательного оснащения построенных за последние пять лет боевых - не торговых, и это у Эштонов-то! - судов.
У Малыша Ро, которого чувство метафорической задницы на горизонте сильно подвело лишь однажды, очень плохие предчувствия, но никто, кажется, не замечает, что улыбчивый и энергичный казначей понемногу сходит с ума. Его выдаёт только ставший ещё более невыносимым для придворных ушей невротический смех. Точнее, истерическое хихиканье, которое иногда прорывается сквозь руку в перчатке и книжку, перерастая в гогот в полную глотку.
- У тебя под повязкой виски поседели, ты знаешь?
"Отлично, повод выпить!" - думает дворянин, ловко уходя от прикосновения к волосам. А повязку - две! - найдёт сразу после.
- Ты не можешь начинать утро с бренди, - голос женщины не выдаёт ни осуждения, ни недовольства, но они чувствуются в словах. Всё-таки Риш профессионалка, она ценит своего нанимателя из Совета трезвым.
"Прекрати вести себя, будто ты мне жена", - огрызается в мыслях Гарольд, но отвечает:
- Я должен утопить свой здравый смысл прежде, чем захочу в справедливом негодовании забить кого-нибудь насмерть уголком гроссбуха.
Уголок металлический и позолоченный, если что. Ничего так оружие, учитывая размер и вес тысяча восемьсот какой-то главной учётной книги королевства.
Витиеватые фразы так забавно звучат, произнесённые севшим голосом.
От крепкого напитка на голодный желудок в глазах - живом и том, который вроде как чувствуется, хоть давно выбит - высыпают звёзды. Неодобрение Риш сгущается в воздухе.
- Ты понимаешь, что тебя за твои шутки могут повесить? - спрашивает она. По-эльфийски тонкие бровки на вечно молодом лице сурово сдвинуты, разлохмаченные со сна золотые кудри похожи на гриву льва. Эта женщина действительно львица, только жаль, что полукровка и совсем не благородных кровей. Иначе её у пиратов выкупил бы не младший Эштон, а богатый и любящий папа.
Ро гогочет, запрокинув голову, а потом отвечает:
- Тогда королева узнает, что одной, пусть и дорогой шкуркой выдры не заткнуть всех течей, воду из которых выгребает выдра живая... Уходи, я должен подумать.

После этого Риш, нацепив необычное для куртизанки платье с закрытой спиной, покидает его, позволяя предаваться безумию в одиночестве.
Это нельзя назвать иначе. Гарольд совсем перестал беспокоиться за свою жизнь, и это-то после дважды неудавшегося покушения и показательной истории с графом Долханом. Бывшим и нынешним. Он не видит рассветы над Палааром: ложится, когда светает, просыпается к ближе полудню, и, кажется, действительно уже сбрендил от ежедневных умываний бренди - спит со своим собственным информатором, как будто она не может его предать. Кому как не недомерку-Эштону знать, что женщинам от него нужны либо деньги, либо репутация, либо знания, которые по капле можно отжать со слишком длинного языка казначея. Хотя... Мало кто захочет спать в женщиной, у которой спина располосована кошкой-девятихвосткой, только такой извращенец и калека, сочувствующий чужим недостаткам, как "Ободрали Выдру" Эштон, холостой и бездетный фиктивный баронишка с большой учётной книжкой.
В замке, где не прекращается пир во время чумы, находят уют выходцы из цирка уродов.
Какие же они жалкие.
Как же всё это смешно.

Вечером.
Из своего логова казначей Её Величества выползает где-то далеко за полдень, успевает зайти за всеми бумагами, поесть и побывать на воздухе, чтобы выветрить утреннее опьянение. С кем ни встречается - не говорит, лишь смущённо улыбаясь, проходит мимо, делая вид, что очень занят. Нервы. На вечерний совет прибывает первым.
Странно, обычно всё с точностью до наоборот, он опаздывает и извиняется, но его никто не беспокоит, если ему нужно время подумать, и это радует. Нужно придумать как можно более доходчивый аргумент, чтобы объяснить, что он больше не позволит взять ни синицы из казны на развлечения Её чуть не убитого Величества, либо уйдёт немедленно.
Радоваться или плакать, когда руками разбойников пытаются убить монарха, который губит королевство, а вражеские адмиралы играют в прятки с гвардейцами? Как добропорядочный вассал вассала вассала Их Королевского Величества, барон должен негодовать, класться зарубить первого встречного участника и делать всё, чтобы с драгоценной Эленнией Первой ничего не случилось впредь. Как энтузиаст своего дела, более всего ненавидящий, когда ему мешают строить из горочек серебра дороги, корабли и здания, приносящие ещё больше горочек серебра - Гарольд хотел бы поплясать и пожать руку затейникам хотя бы за такой урок. Как человек по-своему мудрый и прозорливый - не чета Гесту и его птенцам, но всё же - Эштон понимал, что королеве такая встряска не поможет, а вот положение всех недостаточно лояльных подданных - его в том числе - расшатает и приблизит ближе к эшафоту. Ну, и как невысокий и нестатный мужчина, Малыш искренне сочувствовал роскошной и красивой королеве, выросшей в избытке и процветании горделивой и безмозглой куклой, никак не подходящей на роль правителя в наставшие времена.
И это он не слышал вести сегодняшней ночи, пока.
Сомнения порождают бунт, а помимо казначея в Алом замке, наверное, было мало ещё более сомневающихся людей. На счастье государства, но больше всё-таки своё, острый на язык и нередко слишком прямолинейный и наглый Гарольд был политически нейтрален все восемь лет своего пребывания в столице. Да, он делал небольшие выпады в сторону семейства Аэлнесс, приходившихся, в отличие от Эштонов, королевской династии роднёй, да, он покупал информацию, узнавая все важные новости следом за Тайной канцелярией, но больше чтобы обезопасить себя. Казначей никогда не примыкал ни к каким партиям и оставался безобидным, что, в свете последних событий, делалось качеством чуть ли не более важным, чем золотоносный талант, с горем пополам затыкавший течи и дыры в убывающей казне.
Но правда, серьёзно - как? Ка-а-ак? Как можно быть столь слепой и неразумной, транжиря небесконечные запасы на охоту и роскошь, когда война и не собиралась прекращаться? Конечно, семья Эштон - второе имя практичности и прагматичности, но Гарольд просто терялся, приходя на очередной пир и видя всех этих людей.

Сейчас его ждала работа, на столе лежала книга, где под столбцами мелких, немного прыгающих, но прекрасно читаемых букв и цифр и ровно отчёркнутой линией стоят ещё более неутешительные цифры, чем каждый месяц все предыдущие пять лет. Страшные для прозорливого эконома, не для живущих одним днём, которым положительный пока счёт позволит справить ещё десяток пирушек. Казна по букве закона должна перейти на режим жёсткой экономии, но кто убедит?
Шаги за тяжёлыми дверьми слышны издалека. Гарольд, успокаивая нервы и натягивая как-то упавшую с лица улыбку, захлопнул свой гроссбух, поднялся с кресла, вышел из-за стола, отряхнул от несуществующей пыли кафтан и приготовился отвешивать поклоны коллегам и целовать руку Её Величеству. Если позволят. Возможно, в последний раз. Он уже давно хочет сбежать, возможно - громко хлопнув дверью. Возможно, его сегодня расстроенная королева даже вздёрнуть решит. Но Боги, почему, почему ему впервые в жизни вообще ни капли не страшно? Он сделал всё, что мог, ну и какой смысл кусать губы, если ставки внесены?
Но, стоит дверям отвориться, отчаянная улыбка немного меняется. Лицо казначея вытягивается в сдержанном, но неподдельном удивлении.
- Милорды... миледи! Какой восхитительный сюрприз!

Отредактировано Гарольд Эштон (2014-09-30 20:13:34)

Итак, вот сначала вошли виконт Гест под руку с леди Архимагистром, за ними, похожий на насупившуюся овчарку, прошествовал Старший Чародей, а после явился и маркиз Креннарт. Запас лицемерной приветливости Гарольда истаял, как на солнце туман. Он был рад, что Эленния опять не сподобилась прийти, и зол, потому что не находил лучшего объекта для своей бессильной злобы, страха и отчаяния. Учтиво кивнув с лёгким поклоном Мирею, Квельдульву дал дорогу к креслу по правую руку от себя, спешно спрятал глаз с лопнувшими сосудами от советников и сел, повернув голову к Ноксу. Нокс устраивал его тихо гудящие лоб и виски. Нокс выглядел серьёзно и внушительно, но не без щеголеватой ноты безупречности.
"Сволочь какая", - подумал Ро не то в ответ на усмешку хозяина шпионов, не то в сторону маркиза. Ремарки Геста сегодня его совсем не веселили, хотя обычно казначей ловил каждый вздох этого человека, что проложил ему дорогу в Совет.

Это Мирей председательствовал на их скромных собраниях, в которые пустовала половина кресел: адмирал не имел времени (и желания, зная норов герцога ан Марред со слов его моряков и его же сестры), маркиза Мак-Генри легко управлялась со своей долей дел из Палаара, прочие гости, как Её Светлость Архимагистр, у Совета бывали редко. Эленния охотилась на куропаток и платья. Так что царствовал виконт Гест, по праву старшего, по праву опытного. Но сегодня и это барона Эштона раздражало. Да и что не будет раздражать в похмелье после дня запоя? Ему нужно было расслабиться, но он пил от заката вчера (час с Гарретом Хелеграном не в счёт) до рассвета сегодняшнего, и реки бренди и руки и слова Риш ничем ему не помогли, лишь опаскудили настрой. Гарольд наблюдал, как Квельдульв волком глядел и ждал провокации от Регинлейв, а та, как назло, изучала узор стола. Слова о произошедшем ночью выбили его из транса, с каким его рука барабанила по кожаной обложке гроссбуха, запоминая и пропуская через себя всё сказанное. Взгляд метнулся к Оку короля. Наверное, Ро что-то проспал и от какого-то посланника убежал, но он был догадлив. Нерадивый казначей сжал губы, пристыженно промолчал, присоединяясь ко всем, и убрал руку с учётной книги. Если новости о войне - его очередь с отчётами и откровениями, как у них всё плохо, сдвигается, если о городе - постоянно страдал лишь один. А это значит - взгляд на Нокса, очень косой из-за повязки и слепой зоны - очередь красавца-гвардейца, и не Гарольду первому получать оплеухи за списанный, наконец, за безнадёжностью долг графов Баркли, не Гарольду страдать за то, что корону бросили без денежной поддержки почти все вассалы, кроме ближайших родственников. Но это слабо успокаивало клокочущее внутри беспокойство.

- Эссилит взят? - неслышно шепнул в сложенные замком ко рту руки Эштон, переведя на секунду взгляд украшенного кровавой сеточкой глаза на соседа.
- Да, - так же негромко, моргнув, ответил чародей. У него тоже рот неконтролируемо кривился в горькую складку. Счастливчик Ро судорожно выдохнул сквозь пальцы.
Как же так?
Риш доложила, что вчера в Алый замок допрашивать пленника звали палаарского ката. Это что же, пока все слушатели задверок и застенков вместе с капитаном гвардии ждали разоблачения мифических внутренних врагов, Туманный город опять взяли?
Как же так?
Где был флот? Прикрывал ли он?
Как же так? От Эссилита ведь...
-...два-три дня прямым маршем по дороге до столицы, - прошелестел Ро, снова глядя на Нокса. Он полагал, что о судьбе защитников было всё сказано, и он обязательно озаботится всё узнать. Если найдёт письмо. Если не сядет на лошадь и не умчит в ночь раньше, как готовился к побегу с корабля, точно крыса в углу, три года кряду.

Отредактировано Гарольд Эштон (2014-08-01 18:42:09)

- Где вы были, милорд? - со сдержанным неодобрением, каковое у Вейского всегда было шито белыми нитками, спросил казначея Старший Чародей. Разговор троих в стороне, Гарольд на секунду закатил глаза - глаз, в левой глазнице под повязкой его ждало лишь подёргивание и отголосок фантомной боли - и ответил вопросом на вопрос:
- Желаете меня упрекнуть, милорд?
- Я ещё понимал, когда вы приходили годами на встречи, опаздывая, но являться на Совет пьяным... Вы совсем с ума сошли?
"А если королева", - звучало в вопросе, - "опять объявится и найдёт повод, чтобы обвинить своих советников в некомпетентности и в этот раз будет права?"
Плаха, плаха, плаха!
Как это делается, он уже видел.
- Возможно, - нервно хихикнул Ро.
"И совсем потерял от страха страх", - добавил он в мыслях.
Квельдульв лишь досадливо покачал головой и обратил внимание к главе Тайной службы.
Мирей "хотел бы вернуться к Эссилиту". Леди Себерт не хотела.
- Взятие Эссилита, - встал с места Старший Чародей, бросая своим ростом и непривычно-мощной для мага фигурой потомственного шахтёра на стену позади себя до высокого свода тень, - итог того, что мы в прошлом году распустили один за другим с таким трудом набранные полки. В гарнизоне должно было оставаться вдвое большее количество солдат, и лорд Баркли - добрая ему память - не должен был нести ответственность за оборону в одиночку.
Гарольд всегда побаивался Вейского как человека. За хмурым взглядом, складками на лбу и у носа, описывавшими на грубом простолюдинском лице раздумья, за всей годами собранной в руки сдержанностью и подтянутыми речью и манерами, нужными лидеру и политику, лежала всё та же простая и грубая душа сына гор. И проступала она иногда совсем неожиданно, со взрывом и разрушительным гневом, как пожары случаются в тех далёких шахтах, откуда вылез этот маг.
- Две с лишним сотни тысячников и магов, призванных из запаса Второго отдела, - продолжал Старший Чародей, и его сосед за столом почувствовал, как у него встают дыбом волосы на загривке. По расшатанным нервам, по ожиданиям худшего, тон и сам голос Квельдульва не резали, рубили топором. Они не предвещали ничего хорошего. Сволочизмом будто бы нынче заразились все, следом за Креннартом - каждый не собирался отдавать свой кусок на растерзание даже ради общего блага и жаждал обвинить другого. - Офицеры и отличные боевые маги - и почти все они перебиты, потеряны среди немногих отступивших или в плену!
Казначей сделал ещё один судорожных вздох и спрятал лицо и глаза от отразившегося прямо в него рыжего закатного луча. Он слышал, в какую сторону гнёт линию маг, знал, в чьи сады эти горящие головёшки: его и Мирея. Да, это Гарольд убедил, что крестьян королевских земель тоже - и особенно их! - нужно вернуть домой и на поля до осени, чтобы не пропала половина урожая, чтобы они прокормили сами себя, а корона сохранила свою и без того похудевшую до толщины блина на просвет денежную подушку. Да, это значило роспуск трёх полков, которые было сложно вновь снабдить и догнать до Туманного даже забей уши старого Ока короля тревогу за месяц: зима и весна, то не чищены, то размыты дороги. С этим они все немного опозорились. Своих ополченцев у Эссилита оставалось слишком мало, и на зиму в разорённом боями и обескровленном городе остались из пехоты одни лишь наёмные отряды. Их можно было накормить обозами и золотом.
- А между тем, - продолжал Квельдульв, - против летающих тварей кроме грифонов и стрел работают всех лучше именно маги. Сегодня мы призываем каждого подписавшего Грамоту в Палааре и владениях Её Величества - и виверны уже не долетят даже до стен. Но достаточно ли этого, чтобы разрешить нашу проблему?
Риторическому вопросу не понадобилось даже паузы. Говорить о том, чего он не вложит в нужную победу, Вейский не стал: он ещё в прошлом году заявил, что снимать Тысячу со Стены нельзя - Вимон и его люди не дают хаосу распространяться там. Сейчас подразумевалось, что отдавать на убой магов и стражей Палаара в одиночестве - тоже нехорошо. Как же, как же... Чем больше людей за братство поляжет и отстрадает - тем вернее выбран путь!
- Барон Эштон зря так боится осады, - "ах ты ж гадина, Вейский!" - подумал паникующий, даже уже не бросая косой взгляд, а просто упершись в свою ненавистную книжку. В его кошмарах гири на кандалах давно уже обрели форму гроссбуха с умопомрачительными суммами на платья Эленнии Морлот. - На неё не решатся. Но нам нужно выбить из Эссилита врага, пока он там не закрепился, не так ли, маркиз? А если будут собраны знамёна, кто станет во главе?
"Вы?" - вообразил себе не прозвучавшее слово Ро. То, что Квельдульв со своим хмурым и серьёзным видом смотрел на Креннарта, будто нарочно игнорируя сдержанную Регинлейв, он знал без глаз и ушей. Его почти не трясло от ненависти, пока он думал, что хотят учинить эти господа следом. Давайте, созовите знамёна, выбив из Эленнии пару росчерков пера и прикосновение печатки к нескольким кускам сургуча. Давайте, заставьте герцогиню Арх Каррег встать в ряды жертвующих короне своих людей первой, потому что де Витт, змея под боком, поведёт своих сам, и совсем не на убой, а на жатву почестей.
Гарольд давно перестал мечтать вообще о каком-либо исходе, говоря себе, что ничего не понимает в войне. Единственное, что он знал - людям война, затянутая на несколько поколений обороны и изведения эльфов была бы выгодна, будь, как и любые ресурсы, которые уходят на неё точно в воронку, бесконечны деньги и боевой настрой. Ведь тех, кто не шёл воевать за награду, следовало ублажать чем-то ещё. Верой в лучшее и чувством победы, например. Со всем, кроме денег, как известно, у пожизненно-посмертного неудачника Гарольда Эштона были проблемы, а теперь и с деньгами (правда, не своими, но ему же порученными), несмотря на все усилия. Вот он был деморализован абсолютно, и как тут не заметаться в панике, ища, когда лучше наложить на себя руки?
Слабо утешало и то, что они все немного сели в лужу. Взять, например, Нокса, стратега и тактика от бога - Бога Преувеличенных талантов, увы: трижды Эссилит отбивали именно потому, что было кого оттуда выбивать. Квельдульв Архимагистра ни в грош не ставит из-за того, что у той есть грудь и нет алмазной грамоты. Хорош и Мирей, который перехитрил сам себя, оставив на троне Эленнию и не подобрав ей толкового мужа сразу. Может быть, он хотел сделать королём одного из своих сыновей, но оба погибли в погромах.
Судьба жестока, ах.
Что же до Гарольда Эштона, калеки, паникёра и просто допившегося до паранойи никчёмного труса, то он тихо и мирно проводил время в новом секретном ордене, в отличие от Ордена Ворона - социально бесполезном. Звалась бы эта прекрасная организация в идеальном варианте Орденом Пьянства, Блуда и Декаденства, но пока она состояла только из одного человека, потому второй пункт оставался невозможным для выполнения, а первый - слишком безрадостным на вкус.
С такими настроениями не идут воевать. Казначей, вычеркнувший из круга симпатий ещё одного за столом, коротко посмотрел на Регинлейв, уже ни о чём не думая под стук крови в висках, кроме желания высказать всем всё, что наболело и напекло под языком, и вылететь стрелой прочь.

Отредактировано Гарольд Эштон (2014-09-07 12:00:09)

Уверить?
У-ВЕ-РИТЬ?!
Ха. Ха-ха...
Аха-ха-ха-ха-ха-ха!
Как можно уверять кого-то в маловероятных вещах, когда Ро сам не был уверен уже ни в чём? Он нашёл в себе силы прикусить язык и опустить голову на время, пока Мирей раздавал указания, но когда-нибудь эта струнка лопнет. Казначея сегодня раздражало вообще всё: забота Риш, Совет, привычная, казалось бы, манера Ока короля общаться, как будто он вот-вот назовёт Эштона "сынок" (не то чтобы тот не годился Мирею в сыновья, но взрослого человека подобное сюсюканье обычно не слишком прельщает).
И спустя ещё одну спокойную речь старика-всезнайки струнка лопнула.
- О, чуде-есно... - ещё до конца мысли Геста процедил сквозь зубы Гарольд. Сжатый в полоску рот уже не сдерживал мысли в голове. Рука, незаметно превратившаяся в хрустящий от напряжения кулак, съехала с богатого переплёта и со стуком упала на стол.
- А, может, мне вам, господа, с бубном сплясать? - без тени лукавства, с одним злым и огрызающимся сарказмом предложил Эштон. - Это, знаете ли, куда легче, чем устроить очередную пирушку и смертоубийственную давку в королевы нашей честь!
Ядовитые слова изливались так легко и свободно, принося невообразимое удовлетворение загнанной в угол ситуацией и собственными же чаяниями выдре - как ни одна женщина за долгое время. Гарольд старался взять себя в руки...
- Деньги-то воевать у нас пока ещё есть, а что толку? - ...но слова всё равно отдавали отчаянной истерикой. Теперь уже Ро поднялся с кресла, уперев руки в стол по обеим сторонам от казавшейся для него непомерно большой учётной книги. Его отощавшая после травм от природы угловатая фигура не казалась ни внушительной, ни угрожающей, а ворот с мехом и откидные рукава лишь помогали ему ершиться как приснопамятному хорьку, - хлеба и оружия, на которые они тратятся в войну, скоро не будет! Хорошо, мы воюем до заморозков, собрав все силы - в этот-то раз по серьёзному. Зиму и следующую весну даже не сосём, простите, лапу, хотя урожай не будет собран и на треть - у нас есть запасы! У нас даже найдутся деньги на следующую летнюю компанию, но, если наши талантливые господа-палко-вводцы, особенно предложенный Вами Лонгрен Аэлнесс, продуют последний резерв и заберут вообще всех, даже сталеваров Гофута - воюем уже без оружия и штанов. У эльфов есть накопленные за сто лет дружбы запасы и снабжающие их каким-то образом ящерицы, а нас не поддерживают ни гномы, ни кентавры! А знаете, что дальше? Я вам скажу! Дальше, если у эльфов остаётся хоть чуть больше сил, они морят нас голодом в осадах, забирая за городом город!
- Что вы... - заводясь и краснея, пытался прервать скорую тираду Вейский.
- Нет, молчите ВЫ, потому что мне надоело! - крикнул в ответ Ро. Теперь в его осунувшемся лице было совсем мало человечного, сплошное остервенение и пьяный раж от хлынувшего сквозь прорванную плотину контроля недовольства своей жизнью, окружением и атмосферой в стране. Пальцы небольшой руки как бешеные стучали по столу друидскую пляску. - Аэлнесс, де Витт или Оберштайн - все они нужны на троне лишь своим семьям и кумовьям, не эльфам, не кинувшим нас гномам и не засунувшим головы в свои лошадиные задницы кентаврам! Вы со своими игрищами перехитрили сами себя, господа интриганы, а теперь уже поздно платить долги, когда дом отбирают! Стоило хоть когда-нибудь включать голову, когда я пять лет подряд оглашал, как зависима корона от ссуд вассалов и как от этого нужно избавиться!  - Гарольд толкнул гроссбух - точно в насмешку! - по столу в сторону Креннарта с такой удивительной для калечной немощи силищей, что книга проехалась по гладкой поверхности и влетела в маркиза своим толстым и обрамлённым металлическими скобами переплётом. - Удачи вам со свадьбой, а я в этом не участвую!
Он не слышал больше ничего. С самого начала в ушах бились лишь собственное сердце, собственный голос и собственная дерзость. Он не хотел слушать. Гарольд Эштон слишком устал расхлёбывать чужие проблемы, слишком устал от окружения точащих друг на друга зубы придворных тварей, от полного духа не свободы - разгула! - Палаара. Ему, в конце концов, тоже надоело быть одним из немногих не сошедших с ума в этом муравейнике.
Стражи снаружи, хотя явно слышали какие-то из взбешённых воплей казначея, не попробовали его задержать. Гарольд стрелой вылетел из Пёстрого зала, распахнув створки дверей, а встревоженный воздух поднял в полёт не очень длинные откидные рукава и не очень длинные и широкие - по колено, как раз для верховой езды - полы зелёного с соболем кафтана. Стук невысоких каблуков сапог огласил ведущую к Пёстрому залу галерею. Огласил что-то важное, по крайней мере для Ро.
Конец рабства. Или смерть разума. Глупым и слепым быть как-то веселее, когда судно идёт ко дну. Хотя он, пожалуй, был сейчас сбегающей крысой. И пусть.