- Отвалится – потом не говори, что я не предупреждала и не предлагала перевязать, - хмыкнула Марена. Спорить с Ксандром, тратя на это остатки нервов, девушка не собиралась. Между ними пролегла пропасть разницы, начинавшая уже в том, что Мара обладала куда большим опытом влипания в передряги. Со всеми отсюда вытекающими последствиями.
- Ногу не надо, - отрезала Марена, тем не менее покорно протягивая руку на предмет перевязки. – Рана, конечно, открылась, но до утра это потерпит. Не тревожь лишний раз.
Больше всего сейчас хотелось улечься обратно спать. Марена молила всех богов оптом и каждого в частности ,чтобы этот не в меру совестливый и добрый паренек не ляпнул что-нибудь, за что девушка воспылает желанием сломать ему руку, ногу, челюсть и парочку ребер. Увы, но горячие мольбы наемницы услышаны не были: Ксандр начал жужжать очередную душеспасительную проповедь.
- Не лезь ко мне со своим Алдором в компании. – довольно резко бросила Марена. -  Ты можешь верить в кого душе твоей угодно. Но я почитаю Фаида и Скиггая. И прошу это уважать и смириться. Другие боги могут сколь угодно пытаться меня вразумить, но ничего не изменится. Я такая, какая есть, и меняться уже поздновато. Да и смысла не вижу.
Наемница вообще не любила касаться вопросов веры. Мракобесов на Стене она видела куда чаще, чем богов. Справедливости и всеобъемлющего добра нет, иначе, как минимум, не существовало бы Сумасшедшего Герцогства с его воистину очаровательными обитателями. Мало кто по опыту Марены раскаивался в содеянном до того, как перед глазами начинала маячить вполне ощутимая возможность отгрести за все свои прегрешения.
- Значит, нужно найти волчат и пристроить, - слову Марена всегда предпочитала дело. Встать и исправить ошибку, свою или чужую, куда лучше, чем городить огороды из ненужной морали и душевных терзаний.
-Это твоя жизнь. Можешь в следующий раз покорно подставлять под удары щеку. Но мне сие чуждо и дико, поэтому не лезь, не лезь ты ко мне со своими нравоучениями. Пока еще хватает терпения тебя не ударить, - от взгляда Ксандра ничуть не стало неловко. Душа у девушки давно уже выгорела, превратившись в уголок циника и ехидны. – Ты у нас гуманист и пацифист, но цена этому, ровно как и жизням и спокойствию и этих татей, и крестьян в их хатах и избах, - чужие жизни. Меня еще девочкой отправили на Стену, потому что я всего лишь хотела учиться, хотела контролировать свой Дар. Половина из тех, кто приехал тогда со мной на практику, не вернулись. Со стороны Пустоши лезет слишком много мрази. Если бы все те, кто размахивают мечами и самострелами на дорогах, поехала на Стену, то не пришлось бы, может, гибнуть почти еще детям. А так – собаке и смерть собачья. Нужно уметь отвечать за свои поступки и слова. Каждый, кто берет в руки оружие, должен быть готов от меча и погибнуть. Я отнимаю жизни тех, кто убивает невиновных людей, потому что готова отдать свою. Скажи, разве те купцы, караванщики и крестьяне, которых убила эта шайка, не были чьими-то детьми, мужьями и братьями? Раскаяние и нравоучения – это замечательно, но, увы, не всегда действенно. Иногда даже добру приходится обзаводиться кулаками.
Уже начинало рассветать, а Марена чувствовала себя так, словно и не ложилась ночью. Голова раскалывалась еще сильнее, будто в ней кто-то ворочал раскаленным прутом.
-Руку давай, - Марена без церемоний перехватила чужую конечность. – Дернуться попытаешься – честное слово, отрублю ее тебе, как ненужную, и прикопаю вместе с птичкой и тобой под костром, - девушка придвинула к себе поближе остатки бинтов, котелок с водой и принялась перевязывать руку Ксандра. – Есть у тебя что-нибудь, чтобы заражения не было? – двигать больной рукой  было больно, но девушка все же старалась действовать аккуратно, не причиняя лишней боли. Дело было привычное, за десяток лет практики уже даже приевшееся.
-Ложиться обратно, думаю, смысла уже нет. Надо завтракать птичкой и выдвигаться.